И тогда острая, как лезвие меча, безнадежность полоснула по сердцу бродяги, и он оступился.
Из обоих проходов ворвались гоблины, разъяренные и жаждущие возмездия, которого их ненадолго лишил свет проклятой ведьмы. Эррил, толкнув девочку и старика к стене, бросился навстречу опасности. Гоблины падали грудами налево и направо, но на смену им лезли неисчислимые толпы других. Тень дрожащего фонаря металась по стенам, но света явно не хватало. Она и так стала слишком слаба. Старый воин удвоил усилия. Пожалуй, еще оставался шанс прорубить узкий проход в ближайший туннель. Они атаковали его со всех сторон, и справиться сразу со всеми у него просто не было возможности. Когти уже царапали его грудь, зубы впивались в ноги.
И тогда острая, как лезвие меча, безнадежность полоснула по сердцу бродяги, и он оступился.
В глазах у него потемнело.
Гоблины впивались в тело. Трое поволокли прочь меч, и единственная рука уже обливалась кровью. Ах, если бы он имел две руки, тогда еще можно было бы надеяться на спасение. Старый воин покатился по полу, давя прилипшие тельца, и с ужасом понял, что ключ выскользнул у него из кармана. Проклятые твари снова хотят лишить его этого сокровища.
Эррил с трудом приподнял голову, чтобы увидеть, кто из вороватых тварей подберет его, но увидел лишь пустой разорванный карман. Ни у кого из гоблинов ключа в виде железного кулачка не было.
Поначалу ему показалось, что в обрубок впились зубы, но нет, это оказалась совсем иная боль, боль, которая напомнила ему ту адскую муку, которую он вынес пятьсот лет назад, теряя руку.